Фарисей (Игнатий Брянчанинов)

Продолжаю опубликовывать статьи святителя Игнатия Брянчанинова. На этот раз, статья будет довольно большой, но интересной, разделенная на 2 части. Но зато она полностью (имхо) раскрывает сущность фарисейства. И даже больше - смысл христианской жизни. Его можно найти в тексте.. Статья написана просто, но чтобы вникнуть в ней, советую читать со вниманием.

Часть первая

Взошел некогда Господь в дом мытаря Матфея, пре­творяя мытаря в апостола, возлег воплощенный Бог за трапезу с грешниками. Фарисеи, увидев это, соблазнились. Почто, говорили они ученикам Иисуса, почто с мытари и грешники Учитель ваш яст и пиет? (Мф.9:11)

Скажите прежде, фарисеи, почему вы называете этих людей грешниками? Не ближе ли их назвать счастливцами и блаженными, Ангелами, Херувимами, потому что благоволил возлечь в их обществе Бог? Не лучше ли вам сказать: «И мы грешники! И нас прими, милосердый Иисус, к стопам Твоим. Этих грешников Ты, Сердцеведец и истинный Судья, предпочел нам, миновав нас, Ты возлег с ними. Видно — грехи наши пред Тобою тяжелее их грехов. С ними Ты возлежишь: нам дозволь хотя бы припасть к стопам Твоим».

Нет святой вони смирения в темных праведниках, богатых правдою падшего человеческого естества, правдою поддельной мира, правдою бесовскою. Они дерзко осуждают Господа, осуждают принимаемых Им грешников, соделывающихся таким образом истинны­ми праведниками, — отвергают Господа, говорят: Учи­тель ваш. Дают понять этим, что они не признают Его Учителем своим.

Ответ Господа — ответ на все начала сокровенного недуга фарисеев, на все состояние их души. Ответ этот заключает в себе страшное осуждение и отвержение от лица Божия всякой мнимой праведности человеческой, соединенной с осуждением ближнего. Не требуют, ска­зал Господь, здравии врача, но болящии. Шедше научитеся, что есть, милости хощу, а не жертвы. Не приидох бо при­звати праведники, но грешники на покаяние (Мф.9:12,13).

Однажды, в день субботний, шел Господь со святы­ми Своими учениками и апостолами между полей, за­сеянных хлебом. Ученики почувствовали голод, начали срывать колосья; стирая их руками, очищали зерна, которые употребляли в пищу. Фарисеи, увидев это, ска­зали Господу: Се ученицы, Твои творят, егоже недостоит творити в субботу (Мф.12:2). Господь, упомянув о Давиде и священниках, из которых первый нарушил обрядовый за­кон по случаю, а вторые по предписанию закона нару­шают закон, опять повторяет фарисеям грозное заме­чание: Аще бысте ведали, что есть: милости хощу, а не жертвы, николиже убо бысте осуждали неповинных (Мф.12:7).

Чувство соблазна — какое придирчивое, какое зло­намеренное! Притворяется с мелочной отчетливостью держаться форм закона, а сущность закона попирает. Фарисей мрачный и слепой! Услышь, что говорит тебе Господь: Милости хощу. Увидя недостаток ближнего, умилосердись над ближним твоим: это уд твой! Не­мощь, которую ты видишь сегодня в нем, завтра мо­жет сделаться твоей немощью. Ты соблазняешься един­ственно оттого, что ты горд и слеп! Ты исполняешь некоторые наружные правила закона и за это любуешь­ся собою; презираешь, осуждаешь ближних, в которых замечаешь нарушение некоторых мелочей, и не заме­чаешь исполнения великих, сокровенных добродете­лей, возлюбленных Богу, незнакомых твоему надменно­му, жестокому сердцу. Ты не глядел в себя довольно; ты не увидел себя, только от этого не признаешь себя грешником. От этого не сокрушилось твое сердце, не исполнилось покаяния и смирения; от этого ты не по­нял, что, наравне со всеми прочими человеками, нуж­даешься в милости Божией, в спасении. Страшно — не признать себя грешником! От не признающего себя грешником отрекается Иисус: не приидох, говорит Он, призвати праведныя, но грешныя на покаяние. Какое блаженство признать себя грешником! Признавший себя грешником получает доступ к Иисусу. Какое блажен­ство — узреть грехи свои! Какое блаженство — смот­реть в сердце свое! Кто засмотрится в сердце свое, тот забудет, что на земле находятся грешники, кроме его одного. Если он и взглянет когда на ближних, то все ему кажутся непорочными, прекрасными, как Ангелы. Глядя в себя, рассматривая свои греховные пятна, он убеждается, что для спасения его единое средство — милость Божия, что он раб неключимый, не только по нарушению, но и по недостаточному исполнению за­поведей Божиих, по исполнению, более похожему на искажение, нежели на исполнение. Нуждаясь сам в милости, Он обильно изливает ее на ближних, имеет для них — одну милость. Аще бысте ведали, что есть: ми­лости хощу, а не жертвы, николиже убо бысте осуждали неповинных. Не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф.12:7; 9:13).

Милосердый Спаситель наш Господь Иисус Хрис­тос, не отвергавший кающихся мытарей и блудниц, не пренебрегал и фарисеями: Он пришел исцелить чело­века от всех его недугов, а между ими и от фарисей­ства, особенно неудобоисцелимого только потому, что эта болезнь признает и провозглашает себя цветущим здравием, отвергает врача и врачевание, сама хочет врачевать болезни других, употребляя для изъятия едва заметной порошинки из нежного глаза удары тяжело­весными бревнами.

Некоторый фарисей пригласил Господа разделить с ним трапезу. И вшед в дом фарисеев, возлеже (Лк.7:36), повеству­ет Евангелие о милосердом Господе. Похоже, что фа­рисей, хотя и имел усердие и некоторую веру к Госпо­ду, но при принятии Его дал место и расчету, какую степень приветствия оказать Гостю. Если б не было расчета, основанного на сознании своих праведности и достоинства, что бы воспрепятствовало фарисею выбежать навстречу Божественному Посетителю, с трепетом пасть к святым стопам Его, постлать под ноги Его душу, сердце. Этого не было сделано; фарисей упу­стил блаженный случай почтить Спасителя, как Спаси­теля. Упущенное похищает себе некоторая жена того города, известная грешница. Спешит она с сосудом благовонного мира в дом фарисея, входит в храмину, где была трапеза, начинает омывать слезами ноги Спаси­теля и обтирать их власами главы своей, — лобызать ноги Спасителя и мазать их миром.

Не видит слепой фарисей добродетели, совершаю­щейся пред его глазами, обличающей хладность, мерт­вость его сердца. Соблазн и осуждение движутся в душе его. Он помышляет: Сей аще бы был пророк, видел бы, кто и какова жена прикасается Ему: яко грешница есть (Лк.7:39). По­чему ты умаляешь Бога, называя Его лишь пророком? Почему ты называешь грешницей ту, которая лучше, нежели ты, почитает Бога? Убойся, умолкни: присут­ствует Создатель! Ему принадлежит суд над тварями Его; Ему — одинаково простить пятьсот и пятьдесят динариев греховного долгу: Он всемогущ и богат бес­конечно. Фарисей обыкновенно выпускает это из свое­го расчета! Видя у ближнего пятьсот динариев долгу, он не обращает внимания на свои пятьдесят, даже не считает их долгом, между тем как определение Боже­ственного Суда возвещает, что обоим им отдать нечем, что оба они равно нуждаются в прощении долга. Не имущема же има воздати, обема отда (Лк.7:42). Недостаток сми­рения, от которого недуг фарисейства, крайне препят­ствует духовному преуспеянию. В то время, как падшие в тяжкие грехи с горящей ревностью и в сокрушении духа приносят покаяние, забывают весь мир, видят непрестанно грех свой и оплакивают его пред Богом, — взоры фарисея двоятся. Грех его, показывающийся пред ним незначительным, не привлекает к себе всего внимания его. Он помнит, знает некоторые добрые дела свои, и на них возлагает надежду. Он видит недостатки ближних; сравнивая их со своими, признает свои легкими, извинительными. Чем более возрастает в глазах его собственная правда, тем более умаляется оправдание благодатное, туне даруемое кающимся. От этого ослабевает, истребляется чувство покаяния. С умалением чувства покаяния затрудняется шествие к духовному преуспеянию; с уничтожением чувства по­каяния совращается человек со спасительного пути на путь самомнения и самообольщения. Он делается чуж­дым святой любви к Богу и ближним. Отпущаются греси ея мнози, сказал Господь о блаженной грешнице, яко возлюби много. А емуже мало оставляется, меньше любит (Лк.7:47).

Зараженный недугом фарисейства лишается преус­пеяния духовного. Жестка почва его сердечной нивы, не приносит жатвы: для духовного плодоносия необхо­димо сердце, возделанное покаянием, смягченное, ув­лажненное умилением и слезами. Лишение преуспея­ния — уже существенный ущерб! Но вред, происходя­щий от фарисейства, не ограничивается бесплодием души: смертоносная зараза фарисейством по большей части сопряжена с последствиями самыми гибельны­ми. Фарисейство не только соделывает бесплодными для человека добрые дела его, но направляет их во зло душе его, к его осуждению пред Богом.

Изобразил это Господь в притче о фарисее и мытаре, молившихся вместе в храме Божием (Лк. гл.18). Фарисей, смот­ря на себя, не находил причин к покаянию, к ощущению сердечного сокрушения; напротив того, он находил причины быть довольным собою, полюбоваться собою. Он видел в себе пост, подаяние милостыни, но не ви­дел тех пороков, которые видел, или думал видеть в дру­гих, и которыми соблазнялся. Говорю — думал видеть: потому что у соблазна глаза велики; он видит и такие грехи в ближнем, которых вовсе в нем нет, которые для ближнего изобрело его воображение, водимое лукав­ством. Фарисей, в самообольщении своем, приносит за свое душевное состояние хвалу Богу. Он скрывает свое превозношение, и оно скрывается от него под личиной благодарения Богу. При поверхностном взгляде на За­кон ему казалось, что он — исполнитель Закона, благо-угодный Богу. Он забыл, что заповедь Господня, по выражению псалмопевца, широка есть зело, что пред Богом самое небо нечисто (Иов.15:15), что Бог не благоволит о жертвах, ни даже о всесожжении, когда им не сопутствуют и не содействуют сокрушение и смирение духа, что Закон Божий надо насадить в самое сердце для достижения истинной, блаженной, духовной праведности. Явление этой праведности начинается в человеке с ощущения нищеты духа (Пс.39:9; Мф.5:3). Тщеславный фарисей мнит благода­рить, прославлять Бога: Боже, хвалу Тебе воздаю, говорит он, яко несмь, якоже прочии человецы, хищницы, неправедни­цы, прелюбодее (Лк.18:11). Он исчисляет явные согрешения, кото­рые могут быть видимы всеми, но о душевных страстях, о гордости, лукавстве, ненависти, зависти, лицемерии не говорит ни слова. А они-то и составляют фарисея! Они-то и омрачают, мертвят душу, соделывают ее не способной к покаянию! Они-то уничтожают любовь к ближнему и рождают исполненный хлада, гордыни и ненависти — соблазн! Тщеславный фарисей мнит бла­годарить Бога за свои добрые дела, но Бог отвращается от него; Бог произносит против него страшный приго­вор: Всяк возносяйся смирится (Лк.18:14).

Когда фарисейство усилится и созреет, овладеет душою, то плоды его — ужасны. Нет беззакония, пред которым бы оно содрогнулось, на которое бы не ре­шилось. Фарисеи осмелились похулить Святаго Духа. Фарисеи осмелились назвать Сына Божия беснующим­ся. Фарисеи позволили себе утверждать, что вочелове­чившийся Бог, пришедший на землю Спаситель, опа­сен для общественного благосостояния, для гражданского быта иудеев. И для чего все эти переплетенные вымыслы? Для того чтоб под прикрытием наружной справедливости, под личиною охранения народности, законов, религии, насытить ненасытимую злобу свою кровью, принесть кровь в жертву зависти и тщесла­вию, чтоб совершить Богоубийство. Фарисейство — страшный яд; фарисейство — ужасный душевный недуг.

Постараемся начертать изображение фарисея, за­имствуя живопись из Евангелия, чтоб каждый, вгляды­ваясь в это страшное, чудовищное изображение мог тщательно храниться по завещанию Господа от кваса фарисейска (Мф.16:6): от образа мыслей, от правил, от настрое­ния фарисейских.

Фарисей, довольствуясь исполнением наружных обрядов религии и совершением некоторых видимых добрых дел, не чуждых и язычникам, раболепно слу­жит страстям, которые старается постоянно прикры­вать, которых в значительной степени не видит в себе и не понимает, которые производят в нем совершен­ную слепоту по отношению к Богу и всему Божествен­ному учению. Познание, а потому и зрение в себе дей­ствия душевных страстей доставляется покаянием, но фарисей для чувства покаяния недоступен. Как может сокрушиться, умилиться, смириться сердце, удовлетво­ренное собою? Неспособный к покаянию, он неспосо­бен зреть света заповедей Божиих, просвещающих очи ума. Хотя он и занимается чтением Писания, хотя ви­дит в нем эти заповеди, но в омрачении своем не оста­навливается на них: они ускользают от взоров его, и он заменяет их своими умствованиями, нелепыми, уродливыми. Что может быть страннее, несообразнее фарисейских умствований, упоминаемых в Евангелии! Иже аще кленется церковию, утверждали фарисеи, ничесо­же есть: а иже кленется златом церковным, должен есть (Мф.23:16).

Фарисей, оставляя исполнение заповедей Божиих, со­ставляющих сущность Закона, стремится к утонченно­му исполнению наружных мелочей, хотя бы это было с очевидным нарушением заповедей. Святые Божии заповеди, в которых жизнь вечная, оставлены фарисеями без всякого внимания, совершенно забыты! Одесятствуе­те, говорил им Господь, мятву и копр и кимин, и оставис­те вящшая закона, суд и милость и веру... Вожди слепии, оцеждающии комары, велблуды же пожирающе (Мф.23:23,24).

Самая скрытная из всех душевных страстей есть тщеславие. Эта страсть более всех других маскируется пред сердцем человеческим, доставляя ему удоволь­ствие, часто принимаемое за утешение совести, за уте­шение Божественное. И на тщеславии-то заквашен фа­рисей. Он все делает для похвалы человеческой; он любит, чтоб и милостыня его, и пост его, и молитва его имели свидетелей. Он не может быть учеником Гос­пода Иисуса, повелевающего последователям Своим пренебрегать славою человеческою, идти путем уничи­жения, лишений, страданий. Крест Иисуса служит для фарисея соблазном. Ему нужен Мессия, похожий на Александра Македонского или Наполеона I, с громкой славой завоевателя, с трофеями, с добычею! Мысль о славе небесной, духовной, о славе Божией, вечной, о самой вечности недоступна для души его, пресмыкаю­щейся по земле, в земном прахе и тлении. Фарисей сребролюбив. Сердце его там, где его сокровище. Там вера его, там чувства его, там надежда, там любовь! Устами, краем языка он исповедует Бога, а сердцем он отвергается Его. Никогда он не ощущает присутствия Божия, не зрит промысла Божия, не знает опытом, что значит страх Божий. Для сердца его нет Бога, нет и ближних. Он — весь земной, весь плотский, весь во власти страстей душевных, движется ими, управляется ими, влечется ко всякому беззаконию, живет и действу­ет единственно для самолюбия. В этой душе воздвигнут идол я. Идолу курится непрестанный фимиам, закала­ются непрестанные жертвы. Как может в этой душе соединиться служение всесвятому Богу со служением мерзостному кумиру? Эта душа в страшном запустении, в страшном мраке, в страшной мертвости. Это — вертеп темный, обитаемый одними лишь лю­тыми зверями или еще более лютыми разбойниками. Это — гроб, украшенный снаружи для чувственных глаз человеческих, так легко обманывающих, внутри испол­ненный мертвых костей, зловония, червей, всего не­чистого, богоненавистного.

Фарисей, будучи чужд Бога, имеет нужду казаться пред людьми служителем Бога; будучи исполнен всех беззаконий, имеет нужду казаться пред людьми добро­детельным; стремясь удовлетворить своим страстям, он имеет нужду доставить поступкам своим благовид­ность. Для фарисея необходима личина. Отнюдь не желая быть истинно благочестивым и добродетель­ным, только желая считаться между людьми за такого, фарисей облекается в лицемерие. Все в нем — сочине­ние, все — вымысел! Дела, слова, вся жизнь его — ложь непрестанная. Сердце его, как темный ад, преисполне­но всех страстей, всех пороков, непрерывного муче­ния. И это-то адское сердце дышит на ближнего бесче­ловечным, убийственным чувством соблазна и осужде­ния. Фарисей, заботящийся казаться праведным пред человеками, по душе будучи чадо сатаны, уловляет из Закона Божия некоторые черты, украшает себя ими, чтоб неопытный глаз не узнал в нем врага Божия и, вверившись ему, как другу Божию, соделался его жерт­вой. Фарисей осуждает в ближних не зло, не порок, не нарушение Закона. Нет! Как может он осуждать зло, которого он друг и наперсник? Стрелы его направле­ны на добродетель. Но, чтоб вернее были удары, он оклеветывает добродетель, приписывает ей зло, со­блазняется на это зло, и, по-видимому поражая его, убивает ненавистного ему раба Христова. Фарисей! Ты ведешь на казнь неповинного за преступление, которое ты сам для него вымыслил? Тебе принадлежит казнь, равно как и преступление! Неужели ободряет тебя то, что ученик Христов, подражая Христу, в молчании пьет чашу страданий, которую ты ему приготовил? Не­счастный! Устрашись этого самого молчания велико­душного и таинственного. Как ныне ради Иисуса мол­чит последователь Иисуса: так на страшном, всеобщем суде возглаголет за него Иисус, обличит беззаконника, не узнанного людьми, и пошлет его в муку вечную. Фарисеи вымыслили преступления для Самого Богоче­ловека; они устроили для Него казнь; они купили Его кровь; они притворились не понявшими Его.

Величайшее злодеяние на земле совершено фари­сеями. Всегда были они верны, и доселе они верны своему адскому призванию. Они — главные враги и го­нители истинной, христианской добродетели и благо­честия, не останавливающиеся ни пред каким средством, ни пред каким преступлением. Против них гре­мит определение Господа: Змия, порождения ехиднова, како убежите от суда огня геенскаго? Сего ради, се, Аз послю к вам пророки и премудры и книжники: и от них убиете и распнете, и от них биете на сонмищих ваших, и изженете от града во град: яко да приидет на вы всяка кровь праведна, проливаемая на земли, от крове Авеля праведнаго до кро­ве Захарии, сына Варахиина, егоже убиете между церковию и алтарем. Аминь глаголю вам, яко вся сия приидут народ сей (Мф.23:33-36). Совершились слова Господа, и доселе соверша­ются: зараженные квасом фарисейским доселе в непри­миримой вражде с истинными учениками Иисуса, го­нят их, то явно, то прикрываясь клеветой и соблазном; жадно, неутомимо ищут крови их. «Господи Иисусе Христе! Помогай рабам Твоим. Даруй им уразумевать Тебя и последовать Тебе, Тебе, Который яко овча на за­коление ведеся, и яко Агнец пред стригущим его безгласен (Ис.53:7). Даруй им чистым оком ума зреть Тебя и, страдая в блаженном молчании, как бы пред Твоими очами, обогащаться благодатными дарами, ощущать в себе ми­ротворное веяние Святаго Духа, который возвещает рабу Твоему, что иначе невозможно быть Твоим, как причащаясь чаше страданий, которую Ты избрал в удел пребывания на земле Твоего и присных Твоих».

Часть вторая

Господь изрек в святом Евангелии много заповедей, вводящих в человека мысли и чувствования, совершен­но противоположные душепагубному, человеконенави­стному фарисейству. Этими заповедями уничтожаются самые начала, на которых основывается и зиждется фарисейство. Блюдитеся, сказал Господь, вообще от ква­са фарисейска (Мф.16:6). Один из евангелистов объясняет, что словом квас фарисейский Господь наименовал учение фа­рисеев (Мф.16:12), а другой евангелист разумеет под этим сло­вом лицемерие их (Лк.12:1). Это одно и то же: из лицемерного повеления возникают образ мыслей и учение фарисей­ские; наоборот, учение и образ мыслей фарисейские воспитывают лицемера, для которого никакой грех не страшен, никакая добродетель не уважительна; он на­деется и прикрыть всякий грех, извинить, оправдать его и заменить всякую добродетель притворством.

Господь преподал ученикам Своим поведение пря­мое, искреннее, утвержденное на святой мудрости, а не оправдываемое лукавством, — поведение, из которо­го должна светить чистая добродетель и небесною кра­сотою своей привлекать к себе взоры и сердца челове­ков. Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да ви­дят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже есть на небесех (Мф.5:16). Фарисеи, напротив того, желали лишь ка­заться праведными, заботились только о том, чтоб вы­ставить и выставлять себя слугами Бога пред обществом людей, пред массою, обыкновенно малоразбор­чивою. И ныне можно видеть, что фарисеи прибегают ко всевозможным изворотам, чтоб дела их, имеющие наружность добрых, блистали как можно ярче пред гла­зами людей, а злодеяния были извинены политической необходимостью, личиной правосудия и мудрой предусмотрительности, желанием предупредить допущением меньшего зла зло большее и прочими оправданиями, так обильно источающимися из сердца, наполненного лукавством. Господь воспрещает такое поведение в весь­ма сильных выражениях. Вы есте, говорит Он, оправдаю­ще себе пред человеки, Бог же весть сердца ваша: яко, еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом (Лк.16:15). Фарисеи ста­рались прикрывать оправданиями свои душевные стра­сти, действия, плоды их. Душевные страсти, под сенью и прохладой оправданий, обыкновенно пускают глубо­кие корни в душу, соделываются дебелым древом, обни­мая ветвями всю деятельность человека, то есть, прони­кая во все его мысли, во все чувствования, во все дей­ствия. Святой Пимен Великий сказал: «Если греховной воли человека помогут оправдания, то он развращается и погибает» (Алфавитный Патерик).

При поведении, в котором не ищется бескорыстно добродетель пред очами Бога, но ищется слава добро­детели пред очами людей, в их ничтожном мнении, непостоянном, переменчивом, — человек не способен познать веры христианской, принять учение Христо­во, для чего нужно сердце, признающее себя грешным, исповедующее грех свой. Како вы можете веровати, го­ворит Спаситель фарисеям, славу друг от друга приемлю­ще, и славы, яже от единаго Бога, не ищете? (Ин.5:44) Господь отъемлет в учениках Своих всякую пищу для тщеславия. Он хочет, чтоб жертвенник сердечный был очищен от скверного кумира, от всего, что принадлежит к куми­рослужению. Господь заповедует совершать все добрые дела в тайне. И милостыня, по завещанию Его, да бу­дет в тайне! И пост да будет в тайне! И молитва — в затворенной клети! Добрые дела наши должны быть сокрыты не только от человеков, но и от нас самих, чтоб не только человеки не растлевали душ наших по­хвалами, но и самое сердце наше не льстило нам и не прелюбодействовало, нарушая святой союз с святым смирением. Да неувесть шуйца твоя, что творит десница твоя (Мф.6:3). Этого мало! Господь повелел отвергнуться себя в кратковременной земной жизни, попрать все оправ­дания, всякую правду для правды евангельской. В чем состоит правда евангельская? В страданиях, в кресте! Сюда призывает ученика Своего Спаситель! Здесь Он чинит разбор между званными! Здесь отделяет плеве­лы от пшеницы! здесь знаменует Своей печатью из­бранных! Иже не приимет креста своего, и в след Мене грядет, несть Мене достоин. Обретый душу свою, погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф.10:38,39).

Братия! У подножия креста Христова сложим и погребем все понятия мира о чести, о обидах, о оскорб­лениях, о убытках, о несправедливости, о человече­ских законах и о человеческом правосудии. Соделаем­ся юродивыми ради Христа! Подставим ланиты наши заплеваниям, заушениям! Наша честь земная, ветхая, да посыплется прахом уничижений! Не взглянем с по­щадением и участием на тленное имущество наше: да расхищают и разносят его вихри, когда они будут по­пущены! Не пощадим плоти нашей в подвигах воль­ных и в страданиях невольных! Научимся у Господа Иисуса Христа Его таинственному молчанию, кото­рое есть возвышеннейшее богословие и красноречие, удивляющее Ангелов! Ему, Богу воплощенному, мир не воздал справедливости: нам ли искать ее от мира? От­речемся от нее у подножия креста Христова! Не будем зверями, которые ловцов и других зверей, на них нападающих, угрызают и язвят! Уподобимся Агнцу Бо­жию здесь, на земле, во время кратковременного на­шего странствования земного, — и Он соделает нас подобными Себе в вечности, где нашему блаженству не будет конца и меры. И здесь, в земном изгнании, к вер­ному ученику Иисуса приходит Дух Святый, Утешитель, навевает на его душу несказанное блаженство будущей жизни, которое отъемлет от него чувство страданий, которое вводит его в невидимое, святое наслаждение, не зависящее от человеков и обстоятельств. Пред этим наслаждением все земные наслаждения, даже закон­ные, — ничтожны.

Главный отличительный признак лицемера, первая стрела, пускаемая им на ближнего, есть соблазн и ис­текающее из соблазна осуждение ближнего. Соблазн в намеренных злодеях часто бывает притворным, сочи­ненным, как бы правильный предлог к злодеянию, за­благовременно приготовляющий и злодеяние, и оправ­дание злодеяния; соблазн в зараженных еще ветхостью Адама, хотя бы они были благонамеренны и стремились к спасению, есть признак ветхости и недуг весь­ма важный и упорный. Недуг этот противодействует покаянию, от которого — очищение. Соблазн есть бо­лезненный взгляд на немощи ближнего, при котором эти немощи возрастают до необъятной, уродливой ве­личины. Соблазн есть исчадие самолюбия, вселяющее­ся в душу, чуждую любви к ближнему и правильной любви к себе. Господь уподобил этот недуг бревну, в сравнении с которым всякое явное согрешение ближ­него есть только сучец. Не судите, сказал Господь, да не судими будете. Имже бо судом судите, судят вам: и в нюже меру мерите, возмерится вам... Лицемере, изми первее бревно из очесе твоего: и тогда узриши изъяти сучец из очесе брата твоего (Мф.7:1-5). Должно с насилием отвлекать себя от осужде­ния ближних, ограждаясь от него страхом Божиим и смирением. Чтоб ослабить и, с Божией помощью, со­вершенно искоренить из сердца своего соблазн на ближнего, должно при свете Евангелия углубляться в себя, наблюдать за своими немощами, исследовать свои греховные стремления, движения и состояния. Когда грех наш привлечет к себе наши взоры, — некогда нам будет наблюдать за недостатками ближнего, замечать их. Тогда все ближние покажутся нам прекрасными, свя­тыми; тогда каждый из нас признает себя величайшим грешником в мире, единственным грешником в мире, тогда широко отверзутся для нас врата, объятия истин­ного, действительного покаяния.

Великий Пимен говорил: «Мы и братия наши как бы две картины. Если человек, смотря на себя, нахо­дит в себе недостатки, то в брате своем он видит со­вершенства. Если ж сам себе кажется совершенным, то, сравнивая с собою брата, находит его худым» (Алфавитный Патерик). Величайшие угодники Божии особенно заботились уз­реть себя грешными, и столько грешными, чтоб согре­шения ближних, явные и великие, казались им нич­тожными, извинительными. Преподобный Сисой ска­зал авве Ору: «Дай мне наставление». «Имеешь ли ты ко мне доверенность?» — спросил его авва Ор. «Имею», — отвечал Сисой. — «Поди же, — сказал ему авва Ор, — и делай то, что делаю я». «В чем состоит твое делание, отец?» — спросил его авва Сисой. Старец сказал: «Я вижу себя хуже всех людей» (Алфавитный Патерик).

«Если человек достигнет того состояния, — гово­рил Пимен Великий, — о котором сказал апостол вся чиста чистым (Тит.1:15), то увидит, что он хуже всякой твари». Брат спросил старца: «Как могу думать о себе, что я хуже убийцы?» Пимен отвечал: «Если человек дойдет до состояния, указанного апостолом, и увидит челове­ка, сделавшего убийство, то скажет: он однажды сде­лал этот грех, а я убиваю себя ежедневно». Брат пересказал слова Пимена другому старцу. Старец отвечал: «Если человек дойдет до состояния такой чистоты и увидит грехи брата, то праведность его поглотит этот грех». Брат спросил: «Какая праведность его?» Старец отвечал: «Всегдашнее обвинение себя» (Алфавитный Патерик).

Вот истинные слышатели и творцы Закона еван­гельского! Изгнав из сердец своих осуждение и со­блазн, они исполнились святой любви к ближнему, из­ливая на всех милость и милостью врачуя грешников. Сказано святыми отцами о великом Макарии Египет­ском, что он был, как бог земной, — с таким могуще­ственным милосердием сносил он недостатки ближ­них. Авва Аммон, вникая непрестанно в себя и обли­чая душу свою в ее недостатках, пришел в глубокое смирение и святую простоту. От множества любви к ближнему он не видел в нем зла, забыл о существова­нии зла. Однажды привели к нему — так как он был епископом — девицу, зачавшую во чреве, и сказали: «Та­кой-то сделал это, наложи на них епитимью». Аммон, знаменав крестом чрево ее, велел ей дать шесть пар полотен, сказав: «Когда придет ей время родить, не умерла бы она сама, или дитя ее, и было бы в чем по­хоронить их». Обвинявшие девицу сказали ему: «Что ты делаешь? Наложи на них епитимью!» Он отвечал: «Братья! Она близка к смерти! Что ж еще делать с нею?» — и отпустил ее. Пришел однажды авва Аммон в некоторое местопребывание иноков, чтоб разделить с братией трапезу. Один из братии того места очень рас­строился в поведении: его посещала женщина. Это сде­лалось известным прочим братиям; они смутились и, собравшись на совещание, положили изгнать брата из его хижины. Узнав, что епископ Аммон находится тут, они пришли к нему и просили его, чтоб и он пошел с ними для осмотра кельи брата. Узнал об этом и брат и скрыл женщину под большим деревянным сосудом, обратив сосуд дном кверху. Авва Аммон понял это и ради Бога, покрыл согрешение брата. Пришедши со множе­ством братии в келью, он сел на деревянном сосуде и приказал обыскать келью. Келья была обыскана, жен­щина не была найдена. «Что это? — сказал авва Аммон братиям, — Бог да простит вам согрешение ваше». Пос­ле этого он помолился и велел всем выйти. За бра­тией пошел и сам. Выходя, он взял милостиво за руку обвиненного брата и сказал ему с любовью: «Брат! вни­май себе!» Так святой Аммон удалялся от осуждения кого-либо и врачевал грешников, смягчая милостью сердца их, приводя милостью к покаянию.

Сколько Господь отводит нас от пропасти соблазна и осуждения; сколько истинные рабы Господни удаля­ются от этой страшной, гибельной пропасти: столько, напротив того, диавол влечет нас в нее, прикрывая ее различными оправданиями. Одно из сатанинских оп­равданий есть безрассудная ревность, принимаемая многими за ревность по благочестию, за святую рев­ность. «Человек, водимый безрассудной ревностью, — говорит святой Исаак Сирский, — никогда не возможет достигнуть мира мыслей. Чуждый же этого мира, чужд радости. Если мир мысли есть совершенное здравие, а ревность противна миру, то имеющий ревность лука­вою недугует великим недугом. О человек! Полагая, что разжигаешься справедливой ревностью против чужих недостатков, ты отгоняешь здравие души твоей. Потру­дись, потрудись о здравии души твоей! Если же жела­ешь врачевать немощных, то пойми, что больные нуж­даются более в внимательной заботливости, нежели жестокости. Притом, в то время, как не помогаешь дру­гим, себя ввергаешь в тяжкую болезнь. Такая ревность в человеке принадлежит не к признакам премудрости, но к недугам души, к недостатку духовного разума, к большему невежеству. Начало премудрости Божией — тихость и кротость, качества великой и крепкой души, являющиеся в ней от основательного образа мыслей и носящие немощи человеческие» (Слово 89).

Грех соблазна и осуждения так удобен к погубле­нию человеков и потому так возлюблен диаволу, что он не довольствуется возбуждением в сердце нашем рев­ности лукавой и чуждой евангельского разума, возбуж­дением гордостным помыслов, соединенных всегда с уничижением и презрением ближнего, но устраивает и явные козни для уловления невнимательных в со­блазн и осуждение. Авва Пимен говорил: «В Писании сказано: Яже видеста очи твои, глаголи (Притч.25:8). Но я советую вам не говорить даже и о том, что осязали вы своими руками. Один брат был обманут таким образом: представилось ему, что брат его грешит с женщиной. Дол­го он боролся сам с собою; наконец, подошедши, толк­нул их ногой, думая, что это точно они, и сказал: пол­но вам, долго ли еще? Но оказалось, что то были снопы пшеницы. Потому-то я и сказал вам: не обличайте, если даже и осязаете своими руками» (Алфавитный Патерик).

Грех осуждения так противен Богу, что он прогнев­ляется, отвращается от самих угодников своих, когда они позволят себе осуждение ближнего: Он отъемлет от них благодать Свою, как это видно из многочислен­ных примеров, сохраненных церковными писателями Для пользы и назидания христианских поколений. Ни­какая праведность не дает права осуждать грешащего брата, которому Господь весьма удобно может даровать праведность существенную, несравненно большую той, которую мы думаем находить в себе. Мы можем быть праведными собственно правдою Божией; когда же осуждаем ближнего, то этим самым отвергаем правду Божию, заменяем ее правдой своей или, правильнее, недугом фарисейства. Осуждающий ближнего восхища­ет сан Бога, Которому Единому принадлежит суд над тварями Его, — восхищает сан Христа, имеющего су­дить живых и мертвых в последний день [93].

Дивный Иоанн Савваит поведал о себе: «В то вре­мя, как я жил в пустыне невдалеке от монастыря, при­шел брат из монастыря навестить меня. Я спросил его: «Как живут отцы и братья?» «Хорошо за твои молит­вы», — отвечал он. Потом я спросил об одном из братии, о котором ходила худая молва. Он отвечал мне: «Поверь, отец, этот брат продолжает жить по-прежне­му». Услышав это, я сказал: «Ох!» — и немедленно при­шел в исступление. Я увидел себя стоящим пред Гол­гофою во Иерусалиме. Господь наш Иисус Христос стоял на Голгофе между двумя разбойниками. Я устре­мился на поклонение ему. В это время — вижу — Гос­подь обратился к предстоявшим Ему Ангелам и ска­зал им: «Выгоните его вон, потому что он в отноше­нии ко Мне антихрист: предваряя суд Мой, он осудил брата своего. В то время, как изгоняли меня и я выхо­дил из дверей, запуталась в них моя мантия и была удержана ими. Там я оставил ее. Немедленно пришед­ши в себя, я сказал посетившему меня брату: «Лют для меня этот день». Он спросил: «Почему так, отец?» Я поведал ему виденное мною, присовокупив, что снятая мантия означает отнятие от меня покрова Божия и помощи Божией. С этого дня я углубился в пустыню и скитался в ней в течение семи лет, не употребляя хле­ба, не входя под крышу и не беседуя ни с кем из чело-веков. По прошествии этого времени я снова увидел Господа: Он возвратил мне мантию мою» (Патерик Скитский).

Братия! Будем внимательны к себе! Потщимся очи­стить себя не только от страстей телесных, но и от страстей душевных, от тщеславия, неверия, лукавства, зависти, ненависти, сребролюбия и прочих подобных недугов, которые движутся и действуют, по-видимому, в одной душе, без участия тела, и потому называются душевными. Сказал я «по-видимому»: они имеют влия­ние и на тело, но тонкое, не для многих приметное и постижимое. При внимании себе и при очищении себя от этих страстей, насеется постепенно в нас любовь к ближнему, а от нее ослабеет и уничтожится чувство соблазна на ближнего и осуждение его. Будем непрес­танно помнить, что нет правды, угодной Богу, вне ни­щеты духа. Будем оправдывать ближних, а осуждать себя, чтоб Бог даровал нам благодать и милость Свою, которые Он дарует единым смиренным и милостивым. Аминь.