***
В Италии горел город. Падали, рушились огромные здания. Пламя, как море, бушевало везде. Гибло множество людей. Их живьем заваливали камни зданий, пожирал пламень огня. Они бежали по горящим улицам, кричали, взывали о помощи, давили друг друга. Ад кромешный! На краю города, где пламя и смятение были так же сильны, у калитки одного дома стояли два человека: маленький мальчик и седой старик. Они были очень спокойны, будто их совсем ничего не касалось, хотя рядом с ними все пылало в огне и рушились с грохотом стены домов. Мимо бежали люди, гонимые страхом и ужасом, а эти двое стояли спокойно. Мальчик тонким голосочком говорил: "А мы не боимся, нам совсем не страшно". В своих тонких ручонках он держал образ Божией Матери, а дед стоял и тихо крестился... Какие они счастливые! Даже в таком ужасе, в пасти смерти, в бездне огня им не страшно. Они спокойны... С Господом, с надеждой на Его великую помощь люди делаются неустрашимы.
***
...Госпиталь полон раненых. Предстояло много еще операций. Наркоз на исходе. У маленького ростом и слабого на вид солдата раздроблена рука. "Доктор, вы дадите что-нибудь, чтобы меня усыпить, не правда ли?".. — "О Боже, да у нас наркоз на исходе, есть совсем слабые братья..." — "Доктор, делайте мне так, я вынесу, а им сделайте полегче". И он выдержал страшную операцию, не испустив ни одного стона...
***
Рассказывают про одного крупного богача, который собрал несметное богатство, но вдруг заболел. Чувствует душой, что идет к нему смерть. Зовет знаменитого профессора и умоляет его дать ему здоровье, дабы пожить, не умереть. Доктор с сожалением говорит, что больному осталось жить всего три дня. Богач в ужасе. Он со слезами молит профессора, чтобы тот продлил ему жизнь хоть на три месяца и в дар обещает дать половину своего богатства. Но доктор покачал головой и снова сказал, что этого сделать нельзя. Тогда несчастный еще сильнее, с отчаянием, слезно просит его, чтобы он хоть на три недели продлил ему жизнь, и обещает отдать ему все свое богатство. Доктор кратко ответил: "Невозможно". Как не хотелось умирать этому богачу! Как он боялся страшного конца, боялся смерти!.. Умер несчастный. Все оставил. Богатство не помогло. Вот где мудрость жизни и тайна науки умирать. Надо учиться хорошо жить, но еще более надо учиться хорошо умирать.
***
Да, в жизни человека много тайн, очень и очень много. Кругом тайны, везде тайны, каждую минуту совершаются тайны.
Ну, например, начнем с раннего утра. Пробудился человек от сна. Знает ли он, что проживет этот день благополучно или умрет в этот день? Не знает. Тайна. Пошел он на свою службу. Уверен ли он в том, что на работе у него сегодня все обойдется без несчастия? Не уверен. Тайна. Задумал он что-нибудь сегодня сделать; а может ли он вас заверить, что непременно это сделает? Не может. Тайна. Ложится спать. Проснется ли утром в здравии и вообще проснется ли. А может, умрет ночью? Тайна. Кругом тайны, тайны, тайны. И если говорят, что все возможно для человека, что человеческий разум всемогущ, это — ошибка. Все возможно только одному Богу. Он один Всемогущ, Всеведущ, Всесилен.
***
Это было поздней осенью. В бурном океане шел корабль. Стихия грозно бушевала. Волны яростно, как лютые звери, рвались на палубу корабля. Капитан находился в своей каюте. Он дремал. "Держи на юго-запад",— услышал он сквозь сон ясный женский голос. Проснувшись, он подумал, что над ним кто-то подшутил. Пройдя в общий кубрик, где живут матросы, он резко спросил: "Кто посмел войти ко мне в каюту и разбудить меня?" Все отказывались и недоумевали. Успокоенный капитан снова вернулся к себе и прилег. И только он закрыл глаза, как снова слышит тот же голос, но более настойчивый и требовательный: "Держи на юго-запад! Полный ход! Ради человеческих жизней".
Капитан вскочил. "Тут что-то не так",— сказал он и быстро вышел на палубу. Океан бушевал. Добравшись до рулевой будки, он приказал дежурному держать на юго-запад. Корабль резко повернул в сторону и стремительно пошел по новому курсу. На палубе стояли матросы и зорко всматривались вдаль.
Спустя полчаса пути по курсу заметили черную точку. Подойдя ближе, все ясно увидели в воде двоих людей: юношу и малого ребенка лет шести. Это были потерпевшие кораблекрушение — привязанные к обломку мачты, полузамерзшие и потерявшие сознание.
Когда их подняли на корабль и привели в чувство, то, оправившись, юноша рассказал: "Наш корабль разбило волнами. Я бросился в море и ухватился за обломок мачты. Рядом погибал ребенок. Я подхватил его, и мы плавали так по океану несколько суток. И когда крайне обессилели, то привязали себя веревками". И вдруг юноша зарыдал. "Родная мама,— говорил он,— ты молилась за меня в эту страшную бурю". Капитан, стоявший рядом, прослезился: это ее голос, приказывающий ему держать на юго-запад, слышал он в полудреме. Это она, родная мать, чувствуя гибель на море своего сына, явилась на корабле и побудила капитана изменить курс.
***
Вот капризный ребенок. Он все время кричит на своих родителей. Он требует, чтобы все и всё ему служили. Он ведь вполне серьезно думает, что он — самый большой человек в семье, самый что ни на есть главный. Вот он капризничает и требует, а не знает, не помыслит, что он самый слабый, самый немощный, и живет-то он только нежной заботой о нем родителей. И если они оставят его хоть на одну минуту, то, гляди, он сейчас упадет в яму, или порежет себя ножом, или сожжет спичками. Да чего он только ни наделает — взрослый и не придумает. И все себе во вред...
Такие вот и мы, современные люди. Забываем, что мы очень и очень слабые, малые младенцы. Да еще капризные такие! Говорим: о, да мы все-все можем. И зачем нам нужен Бог? Да Его и вовсе нет. Его просто выдумали люди, чтобы Богом припугивать слабых рабов, дабы легче было над ними властвовать. Мы сами сильные: на небо заберемся, на звезды, на солнце, на другие планеты...
***
Дело было в Риме. Одного христианского священника решили бросить зверям на растерзание. "Он совращает людей, особенно юных, в христианскую ересь",— говорили язычники. И вот он уже стоит на арене цирка, чтобы бесстрашно, с молитвой на устах встретить смерть. В это самое время по улице Рима бежала молодая женщина. Она так спешила, так спешила, будто на какое веселие или на бракосочетание. Подбежав к дверям цирка, женщина пыталась пройти вовнутрь, но ее не пускали. Она умоляла, плакала и говорила: "Я должна умереть вместе с ним". Вдруг она рванулась к двери, оттолкнула стражу и мигом оказалась около священника. "О Боже мой, зачем ты здесь, Мариамна!" — с болью в душе произнес осужденный и пытался скорее обратно проводить женщину. "Нет, отец,— сказала она решительно,— ты учил нас Христовой любви. И если ты, пастырь, полагаешь душу свою за овец своих, то и овцы должны полагать души свои за отца духовного. Позволь мне вместе с тобой умереть за Христа". В эту минуту скрипнула железная дверь, и на арену вышел огромный лев. Сначала он щурил свои глаза на солнечный свет, но когда заметил две беззащитные жертвы, насторожился и... тихо двинулся вперед... Увидев свирепого зверя, священник быстро снял с себя плащ и накинул его на женщину, как бы защищая от злой смерти. Не успел он и сотворить крестного знамения, как почувствовал сильный удар в голову...
Спустя минуту с арены цирка выносили останки двух мучеников, умерших за своего Господа,— священника и его духовную дочь...
***
Это было очень давно. Но непременно это было. Римский воин Никон — славный герой. Он — любимец матери, один у нее. Всю душу своюона отдала ему, любимому сыну. Но сердце матери неспокойно.. Она страдает. Она ночей неспит, молясь о сыне... Никон — язычник. Христианка-мать одного только и хочет, чтобы сын ее Никон стал христианином. И тогда она готова спокойно умереть.
Разразилась страшная война. Несметные полчища варваров, как черные тучи, нахлынули на римлян. Мать провожала своего славного воина на войну. "Никон, сын мой любезный,— говорила она ему,— ты знаешь, сколько слез пролила я за тебя, чтобы ты только был христианином. Но вот ты уходишь на брань, и, может быть, я больше тебя и не увижу. Исполни мою последнюю просьбу. Когда тебе будет угрожать смертельная опасность, огради себя знамением креста, и ты будешь спасен".
...Никон попал в самое пекло войны. И однажды, пробиваясь вперед, он оказался совершенно один среди лютых варваров. Их были сотни, а он — один. Вспомнил тогда Никон совет любимой матери, вспомнил и... первый раз в жизни перекрестился... Вдруг явилась у него неимоверная сила. Он, как лев, стал поражать врагов. Они рвались к нему со всех сторон, пускали стрелы, метали копья, заносили над ним свои смертоносные мечи — Никон был неуязвим. Он разил своих врагов смертельно, и много их тогда полегло вокруг одинокого юного воина. Когда все стихло, Никон ужаснулся. Около него валялись десятки вражиих трупов. Он не мог понять, как это произошло. Сила креста помогла ему! С этой минуты он стал христианином.
***
Стояла осенняя ночь. Лил дождь. В окно дома, где жил священник, постучали: "Отец, отец, открой!". Приехали за батюшкой причастить умирающую старушку. Он быстро собрался и поехал. Добравшись до места, он причастил умирающую, утешил, ободрил и собрался обратно. Но обратно пришлось идти пешком. Подводу умышленно не дали: "Дойдешь и так, не маленький". И батюшка пошел. Почти всю ночь шел. Лил дождь. Он вяз в грязи и промок до костей. Еле-еле добрался до дому. И когда на следующий день за ним приехали хоронить ту бабушку, то отпевать было некому. К вечеру все увидели, как два гроба принесли в церковь...
***
В детской кроватке умирал малютка. Мать, вся в слезах, стояла рядом и помочь своей милой детке ничем не могла. "Господи, хоть бы увидеть душу моего милого ребенка",— взмолилась несчастная. Малютка вздрогнул, немножко потянулся и... затих навеки. В этот миг мать ясно увидела, что от головки умершего ребенка потянулось как бы белое облачко и, приняв форму младенца, остановилось в воздухе. Мать в страхе и удивлении вскрикнула. Прямо на нее живыми глазами смотрело родное детское личико. "Душа",— прошептала женщина и упала без чувств.
***
Один иеродиакон отслужил Божественную Литургию, причастился Святых Животворящих Тайн и возратился в свою келию. Взяв глиняный кувшин, сходил за водой и у самой двери келии упал мертвым. Наместник Лавры вместе с братией горячо молились о нем сорок дней: служили заупокойные литургии, совершали панихиды, поминали имя его на проскомидии. Вскоре после этого в одну из ночей в келию отца Наместника тихо открылась дверь. Входит покойный иеродиакон. Обращаясь к перепуганному Наместнику, он говорит: "Спасибо, Ваше Высокопреподобие". — "За что?" — "За ваши общие молитвы".— "А как ты знаешь?" — "Мы все видим. Если человек зароется и на три метра в землю, все равно мы видим, что он делает".— "А как ты прошел мытарства?" — спросил Наместник.— "Как молния".— "Отчего?" — "В этот день я причастился Святых Христовых Тайн. Меня никто не задержал".— "Вот в Хотькове умерла монахиня недавно, как она?" — спросил Наместник.— "Она выше меня". Мигнула лампада, и видение скрылось. Он хотя и умер, но он жив..
***
Это было в 1917 г. Ямщик по фамилии Казакин проезжал темным лесом. Вдруг он слышит — льется песня. Посмотрев на левую сторону, он увидел на поляне странных мужчин и женщин. Они были наряжены в какие-то острые колпаки, сидели на пнях, деревьях и пели песню: "Наши годы — наша воля, наши годы — наша воля". Казакин начал истово креститься, но бесы и не думали исчезать. Они продолжали петь свою песню и по-бесовски веселиться. Тогда ямщик ударил лошадей и рванулся вперед. Ему было не по себе. Он чувствовал, как шапка поднимается на его голове, и чем быстрее он ехал, тем больше ему казалось, что песня становится все сильнее и сильнее. Глянув вверх, он увидел, что по обе стороны дороги на деревьях сидят эти причудливые певцы и провожают его своей музыкой. Он подлетел к реке, лошади остановились. Нужно было ждать пaрома. "Боже Ты мой!" — воскликнул перепуганный ямщик. У ног своих он увидел страшного змия, который пытался уязвить его... А вдали все слышалась песня: "Наши годы — наша воля, наши годы — наша воля..."
***
Однажды многодетная вдова, убитая нуждой и болезнью, пришла к нему и упала в ноги: "Добрый человек, не дай погибнуть сироткам, помоги несчастной семье кусочком хлеба, пожалей нас, беспомощных и больных..." "Добрый человек" грубо отказал бедняжке матери, и она ушла со слезами домой.
Ровно через неделю он заболел. И заболел-то не на шутку. Страшась за свое будущее, он все-таки позвал священника. Последний пришел к нему. И что же увидел? О ужас! Больной лежал на своем смертном одре и жевал деньги. Полон рот денег, и в руках своих он крепко держал пачки денег.
"Что ты делаешь, несчастный?!" — ужаснулся священник.
Тот молчал и только судорожно старался проглотить деньги. И на глазах священника умер.
***
Два приятеля ночуют в одном городе, но в разных местах. Один — в доме своего друга, а другой — в трактире, у совсем незнакомых людей. И вот первый приятель видит ночью страшный сон. Он видит, как второй, что ночует в трактире, просит скорее прийти к нему и помочь ему в беде, ибо трактирщик хочет ночью его убить. Первый приятель проснулся, быстро собрался и пошел. Но дорогой подумал, не вздор ли это какой, и вернулся обратно. Только он лег в постель и заснул, как опять видит сон. Друг его лежит весь в крови и упрекает, почему же он не пришел на помощь. А теперь вот несчастный убит и вывезен за город, где зарыт там-то и там-то. Проснувшись, приятель сильно перепугался. Берет с собой другого человека, и вдвоем они идут на указанное во сне место. Действительно, за городом они находят окровавленное тело второго приятеля, зарытое в землю...
***
...Враг рода человеческаго неустанно и настойчиво внушал одному пустыннику вот что: "Ну, что ты все мудришь да все воюешь против меня. Ведь я сильнее тебя. Я все время буду тебя беспокоить и искушать, если ты не послушаешь меня. Если хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, сделай что-нибудь одно: или убей человека, или сблуди с женщиной, или напейся допьяна вина, и вот тогда я совсем оставлю тебя в покое".
"Ах, коварный бес,— думает пустынник,— до чего же ты мне надоел! Когда только ты оставишь меня в покое? Лучше уж и вправду что-нибудь, сделать, лишь бы отвязался от меня, окаянный". И думает: что же легче сделать? "Убить человека — страшно. Сблудить с женщиной — мерзко. Лучше напьюсь допьяна, а потом отосплюсь, и все будет хорошо. И сатана от меня отвяжется навсегда". И вот он идет, берет вина, напивается допьяна и собирается уже ложиться спать. Вдруг в дверь его келии постучали. Он открывает: женщина. "Раб Божий,— умоляет она,— я заблудилась, не дай погибнуть в безлюдной пустыне, пусти переночевать". Пустынник борется с собой, но хмель берет свое. Он очарован женщиной, пускает ее в свою келию, ночью блудит с ней, но когда немного протрезвился, то ужаснулся от того, что наделал! Ведь теперь все пустынники узнают, что он блудник и пьяница! Стыд-то какой! Ужас-то!.. Что же делать теперь? А враг-то ему на ушко: "А ты убей эту женщину и зарой в песок. Ведь пустыня — кто узнает?" Пустынник убивает женщину, зарывает ее в песок, а когда, наконец-то, совсем опомнился, увидел, что кругом обманут, осмеян, жестоко оскорблен. Сделал уступку врагу в одном, будто в самом малом, а получилось, что соделал все преступления: и напился, и сблудил, и убил...
***
Н.А. Мотовилову, почитателю Преподобного Серафима Саровского, пришлось заночевать на одной станции по дороге из Курска. После чая он взял свои рукописи и стал их разбирать. Ему попалась записка об исцелении бесноватой девицы из дворян. Мотовилов подумал: как это может случиться, что православная христианка приобщается Пречистых и Животворящих Тайн Господних, и вдруг одержима бесом? Он сказал себе: "Этого не может быть! Посмотрел бы я, как бы посмел в меня вселиться бес, раз я часто прибегаю к Таинству Святого Причащения!" И в это самое мгновение страшное, холодное, зловонное облако окружило его и стало входить в его судорожно сжатые уста.
Как ни бился несчастный Мотовилов, как ни старался защитить себя от льда и смрада вползающего в него облака, оно вошло в него все, несмотря на все его нечеловеческие усилия. Руки были точно парализованы и не могли сотворить крестного знамения, застывшая от ужаса мысль не могла вспомнить спасительного имени Иисусова.
После вселения в него этого смрадного тумана ему пришлось испытать три ужасные гееннские муки: гееннский огонь, гееннский холод и гееннского червя.
В течение трех дней он чувствовал, как сжигается, но не сгорал. По 16–17 раз в сутки снимали с него гееннскую сажу, что было видимо для всех. Далее геенский огонь сменился страшным холодом, и в течение двух суток огонь его не только не жег, но и согреть не мог. Он держал руку над горящим пламенем свечи, она покрывалась копотью, но даже не согревалась.
Третья мука продолжалась только полтора дня, но какой это был ужас и какое страдание от неописуемого и непостижимого!
Неусыпаемый гееннский червь грыз все его внутренности. Он выползал через уста, нос, уши и снова возвращался внутрь. Мотовилов мог брать его в руки и растягивать. И червь этот никому, кроме самого Мотовилова и архиепископа Антония, не был виден.
Муки эти ослабевали и прекращались только лишь после исповеди и причащения Святых Христовых Тайн по молитвам высокопреосвященнейшего Антония.
И только по обещанию и молитвам Преподобного Серафима Мотовилов дождался исцеления...
Есть среди нас и такие, которые, не подумав, скажут: "Ну, что это, сказка, да и все. Нет здесь ни капли правды. Все выдумка полная. И ничего путного нет". Можно говорить и так. Можно что угодно говорить, и даже посмеяться можно, что выдумали так ловко и искусно. А все-таки гееннские муки существуют, и они нисколько от наших суждений не уменьшаются, а даже еще более воспламеняются и разгораются.
***
В бедной деревенской избушке сидит на скамейке старик и гребешком расчесывает волосы и бороду. "Мать,— обращается он к своей старухе,— дай-ка мне новую холщевую рубаху, что на смерть-то приготовила, да лапти новые принеси". А сам сидит и все чешет свою бороду гребенкой, на которой прядут лен.
В хату вбегает маленькая девочка, она зарумянилась от зимнего мороза. Девочка бросается прямо к деду и кричит ему в ухо:
"Деда, а деда, куда ты так принарядился, или на праздник?"
"На праздник, милая, на большой праздник",— и дед нежно ласкает малютку.
Потом лицо его немного темнеет, становится скорбным, и, обращаясь к девочке, старик ласково говорит:
"Вот, моя крошка, когда бабынька уйдет к соседке, ты с улицы прибеги ко мне: возьмешь на подоконнике два медных пятака и положишь мне их вот сюда",— и дед показал на свои глаза.
"А зачем так, дедуня?" — смеясь, спрашивает девчушка.
"Да так положено, милая, так уж ведется испокон веков",— будто про себя отвечает старик.
Она убежала на улицу играть, резвая, радостная, счастливая. A дед тихо поднялся со скамьи, взял восковую свечку у святых образов, зажег ее, прилепил к одному концу лавки. Потом положил в изголовье старый пиджак и лег, растянувшись во весь свой могучий рост на лавке. В хате никого не было. Старик лежал и широко крестился. Вдруг он немножко вздрогнул, будто испугался, но потом лицо его снова приняло прежнее спокойное и даже торжественное выражение. Он еще раз перекрестился, потянулся и... почил.
В изголовье у него горела, тихо потрескивая, свеча. А он лежал на лавке, одетый в белую холщовую рубаху и обутый в новые лычные лапти. Все на нем было новенькое... В это время, играя и резвясь, вбежала девчушка. Она схватила на подоконнике два медных пятака, подбежала к деду и положила ему на глаза.
"Вот так, дедулька,— как бы играя с дедом, сказала она,— как ты велел, так я и сделала". И снова убежала на улицу. А он лежал спокойный, светлый. Свеча в изголовье догорела и угасла.
Так честные люди встречают смерть. Так просто, безбоязненно они умирают.
***
А вот другая картина. В большом доме много-много света. Все комнаты наполнены людьми. Во всем видны тревога и смятение. Умирает хозяин дома, богатый и знатный человек. Он мечется из стороны в сторону на широком и мягком ложе. Его лицо выражает неописуемый страх и ужас. Доктора, родные не знают, чем ему помочь. Вот он на мгновение очнулся, к нему вернулось сознание. Осмысленным взором он посмотрел на книги, написанные им самим и ровными стопами лежащие на полках. Печальными глазами он обвел присутствующих. А потом с чувством крайнего отчаяния спросил: "Неужели никто из вас не может мне помочь?" — и вновь потерял сознание. Вокруг стояли знаменитые доктора, писатели, военные чины, родные — все беспомощно пожимали плечами. Ни ученость, ни богатство, ни знатность, ни величие — ничто не могло помочь ему в этот страшный час смерти. Как ему не хотелось умирать! Как ему трудно было расстаться с жизнью! Как он много собрал богатства, как много он написал, много-много учился, а научиться умирать — не мог. "Смерть грешников люта" (Пс. 33, 22).
***
Священник совершал Божественную Литургию. Один старец соблазнился и сказал: "Не буду причащаться у этого священника, он такой-то и такой-то, пьяница и блудник, он грешник. Таинство через него не совершается". И не стал причащаться. В следующую ночь ему было такое видение: пред ним золотой кладезь, цепь золотая, черпало золотое. Но черпает и наливает прокаженный. И слышит старец голос: "Почему ты не пьешь из этого кладезя? Какую вину имеет черпающий? Он ведь только черпает и наливает, а чрез него все совершает Дух Святой". Очнулся старец и стал оплакивать свой грех.
***
Русский князь Петр Долгорукий не раз писал своему родному брату Владимиру Долгорукому, который жил в Пруссии, что вольномыслие последнего очень неосновательно и даже опасно. Владимир читал письма своего брата, посмеивался над набожным Петром, а затем рвал эти письма и бросал в печку...
Однажды Владимир, возвратясь от короля прусского, лег на диван отдохнуть и забылся. Вдруг он слышит: кто-то отдергивает занавес его спальни, и звучат шаги, приближаясь к нему. Затем он чувствует, как холодная рука крепко-крепко жмет его руку... Владимир смотрит — пред ним его родной брат. "Верь",— сказал Петр тихо.
Владимир вскочил и готов был броситься к брату в объятия (они давно не встречались), но видение исчезло. Он спрашивал слугу: "Где брат Петр, куда вышел?" Слуга крестился и божился, отвечая, что никакого брата он не видел и в комнату никто не входил.
Владимир был в недоумении, он записал время этого посещения, а к вечеру из России пришло известие, что брат его Петр умер скоропостижно в такой-то день и час. Время кончины и видения точно совпадало.
Рассказы и правда поучительные, спасибо.
ОтветитьУдалить